Существуют и те, кто уверен, что Рембрандт увлекается религиозной
тематикой в силу того, что он поддерживает статус «исторического
художника», а исторические' сюжеты в иерархии живописи ставились
исключительно высоко...
Первоначально протестантизм провозгласил негативное отношение к
религиозному искусству, обвинив его в том, что оно штампует идолов и
опошляет Бога, придав ему земное обличие и форму. Религиозная живопись
не исчезла, однако ей пришлось приспосабливаться под новые реалии
Реформации, ратующей за общецерковное обновление.
Реформационное движение поставило под сомнение основной принцип
гуманистического искусства - веру в человека, в то, что он венец
творения в этом мире, теперь в моде темы человеческой нищеты и
тщетности существования, непреодолимого отчаяния перед суровым Богом,
не указавшим путь к спасению и отказавшему в благодати.
Живопись интерпретирует основную догму протестантских теологов - идею
предопределения, («Sola Gratia, sola fide», «Спасение в вере»),
художники начинают по-новому трактовать привычные образы Писания,
изменив их традиционный иконографический смысл. Рембрандт трактует
многие из них по-новому, помещая новое значение в привычные устоявшиеся
образы: святой Павел (В. 149, № 10) Творцом спасенный богохульник,
Лазарь (В.73, № 30; В.72, № 74) воскрешен силой веры его близких и
родных.
Оставив в стороне общепринятый Символ Веры, Рембрандт в своем
радикализме, кажется, ближе к еретическим христианским сектам, чем даже
к кальвинизму. Действительно, в то время, когда Рембрандт в теплых
отношениях с проповедником-меннонитом Ансло, его искусство отражает
религиозные искания этой секты, чьи религиозные чаяния заключались в
возвращении к первоначальному смыслу Священного Писания, очищенному от
позднейших напластований, к простой и искренней вере первых
христианских братств.
Спиритуалистская утонченность и возвышенность не означают, что
все сюжеты Рембрандта должны быть прочитаны под углом анабаптистских
догм, художник в большей степени был независим от различных
направлений, его увлечение религиозными верованиями никогда не
заслоняли его собственную точку зрения, каждая интерпретация
библейского сюжета, в первую очередь, его интерпретация, ведущую роль в
произведении играет его мысль.
Рембрандт избегал представлять традиционные сцены и сюжеты, столь
любимые художниками на закате Ренессанса и на заре маньеризма - Потоп,
Избиение младенцев, Получение Манны небесной, он отказался также от
вполне барочных тем Апокалипсиса, а также от чисто теологических
сюжетов (Троица или Тайная вечеря).
Он предпочитал на всем протяжении своего творческого пути очень
ограниченное число «священных» сюжетов: изгнание Агари, историю Товия,
Иосифа, Давида, сцены введения Христа во храм, бегства в Египет,
паломников в Эммаусе.
В них он пытался выявить духовный смысл - непостижимую тайну
божественного провидения, человеческую слабость, его бессилие перед
божественным замыслом, а также личные, духовные отношения между
человеком и Богом, Создателем, отношения, которые приводят к спасению.
Если Бог в Ветхом Завете представал в мире только через своих
посредников - ангелов, то центральной фигурой Нового Завета становится
Иисус Христос, соединяющий в себе божественное и человеческое.
Двойственная природа ставит художника перед неразрешимой дилеммой -
изобразив человеческие черты Иисуса Назаретянина изобразим ли мы
Христа? Рембрандт долго ищет подходящие черты лика Бога, останавливаясь
на его человечности, о чем спустя два века поведает Жан-Жак Руссо, а
потом и Ренан. Эта непривычная для XVII века интерпретация, которую
подхватят следующие века, - обыденность, человечность библейского мира
не лишает его священности, трансцендентности."