К началу XX века каталог произведений Рембрандта насчитывал более тысячи единиц. Сколько их осталось после открытий в рамках исследовательского проекта "Рембрандта"? Около шестисот - научные данные неоспоримы. Проблема аутентичности - одна из самых важных в анализе полотен Рембрандта, и именно эта проблема была в центре внимания исследовательского проекта, метод, цели, историю и основные результаты которого объясняют сами его участники...

Есть ли какая-то связь между изображениями Рембрандта? Один и тот же ли это человек на протяжении лет? На эти вопросы пробует дать ответ Жозеф Хеллер в своем романе, где главный герой - сам голландский художник. Главный герой романа, Рембрандт в лучах своей славы, получает «божественный» заказ, который вводит его в конфликт с натурщиками и заказчиками и даже с самим философом, которого он стремится запечатлеть - Аристотелем... Ниже приведены отрывки из романа, главный герой которого - Рембрандт.

"Исключительное внимание Рембрандта к библейским сюжетам - сто шестьдесят полотен, восемьдесят офортов и более шести сотен рисунков и набросков - послужило объектом многих предположений и гипотез. Для одних художник был своего рода исключительным явлением в Голландии, в стране, где победил протестантизм. Для других (Халлевуд), напротив, это внимание предопределено основными теологическими догмами протестантства, для третьих (Брауна и Тюмпеля), его библейские образы восходят к иконографической традиции XIV века и служат тем же просветительским целям.

"В действительности вся Голландия породила Рембрандта, и иначе быть не могло. Дабы природные зачатки попали в плодоносную среду и произросли, необходим момент воодушевления, период потрясения, активности для нескольких поколений, хотя бы для двух. И ни в одной стране мира история и природа не предопределили бы с большей однозначностью художественное восприятие жизни. И, чтобы там ни говорили, Рембрандт этого не избежал, и надо это учитывать. И то, что тысяча голландских художников брали в качестве сюжетов своих полотен, Рембрандт воспринял как элемент своих видений.

"Отчаянная доброта. Я употребляю это выражение как отправную точку. Его последний портрет, кажется, говорит «У меня такие способности, что даже дикие звери, и те понимают мою доброту». Соображения морали побуждали его к поиску украшательств собственной души, сама его деятельность логично привела к тому, что он пришел к самому себе. Возможно, это практически единственный случай в истории искусства, когда художник позирует самому себе перед зеркалом с каким-то нарциссическим исступлением, оставляя нам, помимо своего творчества и параллельно ему, серию автопортретов, по которым мы можем проследить как эволюцию его метода, так и влияние этой самой эволюции на человека, на него самого.

"Я постараюсь дать то, что давно бы следовало: побольше критики и поменьше мудреных толкований. Оставлю без рассмотрения загадки сюжета, чтобы тем более тщательно изучить самую картину, написанную человеком, который редко ошибался.

"Это великая дата в истории искусства; когда живопись перестает играть декоративную или репрезентативную функцию и устремляет на реальность свой собственный взгляд, формируя сокровищницу приемов и фраз, линий и цветов, посредством которых созданные образы, цепляясь друг за друга, приобретают значение. Голландский мастер больше не простой исполнитель заказа, воли клиента, который предписывает заранее средства достижения цели и саму цель, но глаз, который выбирает и схватывает, зерцало, которое отображает, и все, что он делает - продукт его мысли, его способности видения. Все фигуры, что предстают перед нами, - из Зазеркалья, отраженные в глазах мастера. Градация теней, расположение вокруг центрального фокуса, размывание или уточнение детали, корреспондирующее со стремлением ослабить или сконцентрировать внимание. Светоносное пятно, все организующее посредством себя самого и заставляющее все вокруг себя то сверкать, то тускнеть, отблески и отголоски, отражающие пустоту или чистоту, особая тишина, обволакивающая предмет, завладевая нашим взглядом, - все это выдумано не Рембрандтом и не им одним использовано.

"Хотя и необходимо отдавать себе отчет во всех отдельных частях фигуры, чтобы не отклониться от всех пропорций, которые могут быть скрыты одеждой, я все же не могу одобрить этого крайнего метода, которому он сам, судя по всем дошедшим до нас этюдам, всегда в точности следовал. Я вполне уверен, что если бы Рембрандт принуждал себя работать, таким образом, у него не было бы никакой мимической выразительности, ни этой силы эффектов, которые придают его сценам характер жизненной правды. Быть может, когда-нибудь сделают открытие, что Рембрандт несравненно более великий живописец, нежели Рафаэль. Эти кощунственные слова, способные заставить подняться дыбом волосы на головах всех господ академической школы, я пишу, окончательно не устанавливая своей собственной точки зрения, но с годами я все больше прихожу к заключению, что, правда - это самое прекрасное и самое редкое на свете. Рембрандт, если хотите, совершенно лишен возвышенности Рафаэля. Возможно, что эта возвышенность, которая чувствуется у Рафаэля в его линиях, в величавости каждой из его фигур, лежит у Рембрандта в таинственной концепции сюжета, в глубокой наивности выражения и жестов. И хотя позволительно отдать предпочтение величавому пафосу Рафаэля, отвечающему, быть может, грандиозности известных сюжетов, все же допустимо утверждать, не боясь нападок людей со вкусом, - говорю я о подлинном и искреннем вкусе, - что великий голландец был в гораздо большей степени прирожденным живописцем, чем прилежный ученик Перуджино."